2. Пол.
▪ Мужской.

3. Возраст.
▪ Выглядит на 28, на деле же много старше, о чём, впрочем, мало кому известно.

4. Раса.
▪ Полукровка: мать - эльф, отец - ифрит, стихийный демон.
Будучи укушен вампиром, способен проявлять некоторые особенности этой расы - пить кровь, например.

5. Ориентация.
▪ Б/у.

6. Желаемый род деятельности.
▪ Хозяин ночного клуба.

7. Внешность.
▪ Высокий и стройный, он обладает полным набором исконно мужских черт, среди которых присутствуют и широкие плечи, и хорошо сложенное, крепкое тело с точёными узлами мышц под гладкой кожей, покрытой кое-где едва заметными золотистыми волосками. Гибкий, словно ивовая ветвь, он двигается с завораживающей грацией, и завершённость каждого его жеста лишь сильнее подчёркивает его исконно эльфийскую красоту, напоминающую то невесомый солнечный луч, скользящий по густой кроне мнговекового дуба, то само царственное дерево - так лёгкий танцующий шаг в минуты усталости сменяется тяжёлой поступью и опущенными плечами грузных ветвей.
Ниспадающие до лопаток тёмно-рыжие пряди, по обыкновению небрежно стянутые в хвост, на солнце отливают расплавленной медью. Длинная чёлка небрежно обрамляет виски, щекоча тронутую загаром кожу, оттеняющую тёплые миндалевидные глаза цвета изумруда. Лучистая радужка, расчерченная медовыми нитями, напоминает о солнце, мягко ласкающем молодую листву. Аккуратность черт придаёт его лицу ту неповторимую утончённость, что свойственна лишь выходцам из благородных семей. Высокий лоб, прямой нос и ярко выраженные скулы самым естественным образом гармонируют с красиво очерченными, но всегда чуть обветренными сухими губами. Небрежный поворот гордо поднятой головы открывает плавную линию шеи, а величественный чёткий профиль мага стоило бы чеканить на золотых монетах.

▪ Его манера одеваться наводит на мысли, что он обыкновенно не особенно задумывается о своём внешнем виде - привычному образу жизни бывшего наёмника более соответствует простая и удобная одежда немарких цветов - в многодневном пешем переходе не время горевать о травяных и кровавых пятнах, помявшейся ткани и заплатах, красующихся на тёплой куртке. Но даже разношенные сапоги, потёртые кожаные брюки и небрежно накинутая на плечи рубашка, не в состоянии умалить его красоты, неизменно присущей всем сыновьям и дочерям лесного народа. И хотя, случись в том нужда, он вполне способен облачиться в нечто подобающее случаю, он не только не будет испытывать при этом особой радости, но довольно скоро утомится, желая лишь поскорее стянуть с себя опостылевшие шелка и бархат рубашек, камзолов, облегающих брюк и шейных платков. Да и нужен ли внешний лоск тому, кто даже в обносках способен выглядеть королём, заставляя обратить внимание не на неопрятность одежды, но на царственную осанку и взгляд существа, отмеченного печатью прожитых лет, светящийся равнодушным достоинством и усталым пренебрежением?

8. Особые приметы.
▪ Торс исчерчен паутиной тонких шрамов, тягостно ноющих, к перемене погоды. На груди, против сердца - пять отметин, как будто по ней прошёлся острыми когтями какой-то зверь

9. Характер.
▪ Молчаливый, предпочитающий словам действие, маг мог бы казаться довольно замкнутым, но в своём характере давно миновал ту черту, за которой нелюдимость становится возвышенной недоступностью того, кто даже находясь неизмеримо ниже на ступенях иерархии, смотрит на других сверху вниз. И сверху вниз здесь отнюдь не значит самодовольно. Нет, маг отнюдь не считает себя выше других, он лишь идёт в стороне от человечества, и на его пути рядом с ним нет ни единой души. Среди тех немногих, кто ему дорог, нет и не было людей, что сумели бы приблизиться к нему - лишь он сам изредка приходит к ним из своей равнодушной отрешённости. Одному лишь его любовнику, ведомо, пожалуй, что творится в его душе, что за мысли гнетут его.
Годы, что он тёрся меж людьми, научили его выглядеть своим, этаким «рубахой-парнем», среди людей любого сорта. Боевой товарищ - таков он был для смертных, и таким он останется для них до скончания времён - тем, на чью стальную руку всегда можно опереться, кому можно довериться, стоя спиной к спине на исходе битвы, кто, как и все они, в ответ на расспросы о себе лишь странно улыбается и молча качает головой - наёмником, что смеётся грубым шуткам и не прочь приложить порой крепким словом промозглый осенний ветер, смешливо отваживающим очередного зарвавшегося щенка, дозволившего себе влезть в беседу старых псов, но готового часами напролёт рассказывать восторженной ребятне легенды о ратных подвигах древних героев.
От матери досталось ему сострадание ко всему живому , нечеловеческая нежность и бережность, и трепет перед ним. Свойственна ему и романтичность, и влюбчивость, а вот мечтательность он давно утратил. Не терпя бессмысленной жестокости и насилия, он, между тем, нисколько не обманывается в окружающей реальности, разве что предпочитая видеть в ней тёмные стороны, со свойственным ему неверием отвергая светлые, и идеалистом является едва ли. Обладающий сам такими мало ценящимися качествами, как преданность, честность и то, что обыкновенно называют ещё благородством, маг отнюдь не полагает, что таковыми же должны обладать и все прочие. Так ни разу он не упрекнул свою ученицу в воровстве, хоть сам бы, даже и стоя на пороге нищеты, никогда бы не позволил себе уронить свою честь подобным.
Однако же, реальность, не приветствующая ни излишней мягкости, ни справедливости, научила его по крайней мере молчать, когда стоило бы возроптать, проходить мимо, когда следовало бы остановиться, сохраняя себя для иной, обещанной кому-то цели, чем забота о каждом страждущем, быть жестоким, когда это надобно, сносить безропотно слова, оскорбляющие его достоинство, и оставаться вежливым в минуту, когда наследие отца, бешеная порывистость и легко вспыхивающий неконтролируемый гнев - за то и прозвали Дьяволом - понуждает совсем не по-королевски дать кулаком в челюсть. Но, между тем, было бы кощунственно полагать, что столь не свойственные магу поступки стали единственным его уделом - молчал он лишь в тех случаях, когда промолчать было разумнее, и долг лежал оковами на руках.
В последние годы стал ещё более скрытным и молчаливым, оставаясь по-прежнему обходителен лишь с дамами, на мужчин же не обращал внимания вовсе - общество мало интересовало его, но давало знать о себе воспитание. Часто в его глазах можно было заметить усталость, давящую на плечи и невыразимую тоску... можно было б, если бы он не искал в такие минутты полного уединения, всё чаще предпочитая беседе книгу, а свиданию тягостные раздумья и бокал вина. Охватившее его равнодушие ко всему человеческому мало-помалу становилось явственнее, и продолжалось это безрадостное существование до тех пор, пока он не встретил вампира, наёмного убийцу, средоточие всего того, чего не принимал он сам и... того, кого полюбил безнадёжно и безудержно с первого взгляда. С тех пор жизнь его заключена в нём одном, и лишь он - единственная радость существования мага, успевшего пресытиться уже всем, что мог дать ему мир, ради него он готов на всё - ради него, да ради своей ученицы и её нерождённых ещё детей, один из которых - его собственный.

10. Декларация имущества.
▪ Что может иметь при себе тот, кто долгое время проживал в замке? Одежду, некоторое количество драгоценностей, книги да внушительных размеров арсенал оружия, хранящийся у него в покоях - но оружия «честного» - ничего из обихода убийц нет в нём - маг признаёт лишь честный поединок.

11. Навыки и способности.
▪ Как положено наёмнику, владеет рукопашным боем и несколькими видами оружия - за его долгую жизнь странно было бы не приобрести виртуозных навыков в обращении с холодной сталью. И не стоит верить молве, утверждающей, что де каждый эльф - прирождённый стрелок из лука. Управляется маг лишь с оружием ближнего боя, не считая выстрел честной смертью для своего противника. Да и убийцей, как таковым, он никогда не был, предпочитая охранять и защищать - путешествовать с торговыми караванами и ходить с отрядами наёмников в пустые земли, ища не битв, но добычи - надобных «заказчику» предметов или знаний, зачастую сталкиваясь в бою не с людьми, а с теми, кто далёк от рода человеческого. Привычен к долгим пешим переходам и походной жизни, не испытывает неудобств из-за ночлега под открытым небом и скудного пропитания, умеет терпеть боль и двигаться даже на исходе сил, способен поднять на руки мужчину.
Как положено аристократу, обучен манерам, которые, впрочем, зачастую предпочитает не вспоминать досконально, превосходно держится в седле, танцует, способен выражаться витиеватыми фразами, предписанными этикетом, свободно беседовать, писать и читать на нескольких языках, обращаться с несколькими музыкальными инструментами, то ли назло своему происхождению, то ли по иной причине, отдавая первенство обычной гитаре. Обладает музыкальным слухом и чувственным низким, чуть хрипловатым голосом, скорее необычным, чем красивым, и даже порою сам писал песни, исполняя их для отряда.

▪ Бросив несколько десятилетий назад беспорядочную жизнь и заинтересовавшись магией, он преуспел в эмпатии - способности ощущать чужие эмоции и порою даже мысли, считывать память, исцелять душевные раны и наносить их, смотреть глазами другого мага с теми же способностями и общаться с ним же мысленно на некотором расстоянии, ощущать местонахождение человека, видеть, кто касался вещей - нет, не лицо, но свого рода отпечаток пальцев души... Есть у него и слабая склонность к стихиям огня и земли, доставшаяся ему от родителей, но проку от неё разве что - разжечь костёр в дождливую погоду да оживить примятую после стоянки траву. После укуса вампира несколько усилились его способности к той области тёмной магии, что, являясь некоторым смешением природного эльфийского дара и эмпатии, позволяет вызывать духов и души, иными словами, получать информацию не от живых существ, а от самого мира, незримого для не-мага, но пользуется он ею крайне редко и неохотно.

12. Биография.
▪ Магия… Я был поздним магом. В ком-то способность направлять и концентрировать энергию просыпается с раннего детства – я осознал свою силу, когда мне было под девяносто. А, быть может, и позже – Я теперь смутно помню то время.
Проснувшийся дар лег на него тяжким бременем. Я был наёмником тогда. Те, с кем я был… они убивали так же легко, как заливали водой костры после ночных стоянок. Но они были людьми – лучшими людьми, которых я когда-либо знал. Чего стоил один только Старик – он вёл отряд за собой все сорок лет, что я был с ними – а ведь начиналось всё раньше, много раньше. За одни наши имена платили золотом, и не было нужды браться за грязные дела. Я был, наверное, счастлив – насколько может быть счастлив изгнанник, не имеющий ни дома, ни имени, ни отца, ни матери.
Бастард… незаконнорожденный. Моя мать, эльфийская принцесса, родила меня, когда ей было около трёхсот – так рано по нашим меркам! Я никогда не знал своего отца, и единственное, что мог – верить или не верить ходящим вокруг моей персоны слухам – а слухов этих было в изобилии. Действительно – что способен понять мальчишка, и разве есть нужда держать рты на замке? Но время шло, мне минуло шесть лет, и жизнь покатилась кувырком. Дед кое-как мирился с моим присутствием – моя мать была у него единственной дочерью, он любил её больше жизни и ради неё пошел бы на все. А вот отчим невзлюбил меня сразу. Ему давно перевалило за тысячу, и я до сих пор так и не смог понять, чем руководствовалась молодая женщина принимая его предложение. Старик, одной ногой стоящий в могиле, он не имел детей, но зато имел власть – и власть немалую. Какова же была радость дома Чёрной Розы, когда через девять месяцев после свадьбы у них родился сын! Вот только одна незадача – ребенок оказался нездоров. А впоследствии выяснилось, что он, вдобавок, не блещет умом. Да и вообще, особых качеств, которые делают человека незаурядным, за ним не замечалось. Разве что он был ангельски красив – но кто видел некрасивого эльфа? Зато – не в меру капризен, даже для ребенка. Зато - лжив и изворотлив, как змея. И юный наследник главы дома так легко попадал под чужую власть, что можно было диву даваться – постоянно выдумывая сам, он тем не менее свято верил всему, что говорят другие. Не слишком плохие для правителя качества, не слишком плохие – но не в таком сочетании. Марионетка на троне – чрезвычайно приятная фигура, вот только как уследить, в твои ли она руках или уже нет? Приди он когда-нибудь к власти и – это понимали все – дом погряз бы в хаосе бесконечных интриг, где каждый плетет паутину вокруг себя, не озаботившись осмотреться и нередко сам же в нее и попадает. Однако отец юноши мало обращал внимания на его причуды. Он совсем захворал, и было ясно, что долго ему не протянуть. А тут и новая напасть – междоусобицы приобрели катастрофический размер, и в лесах невозможно стало проехать и пары километров без боязни получить стрелу под лопатку. Единственной кандидатурой на роль правительницы стала моя мать – но в тёмных домах безраздельно властвовал патриархат. А, значит, выбор оставался невелик – корона передавалась по прямой линии. Никаких дядьёв и прочих – от отца к сыну. Но кто хотел видеть этого сына на троне, кроме обожающего его отца?
Бастард… незаконнорожденный. Но я и тогда умел внушить людям уверенность, убедить их следовать за собой – а ведь мне было всего шестнадцать. Отчим признал меня, во мне текла кровь сразу двух знатных родов, пусть второй из них и не имел ни малейшего отношения к лесному народу. Я никогда не шел на поводу, но и отметать здравые идеи, выдвигаемые другими, не стал бы – это знали все. Понятия о чести и честности – пусть своеобразные – но были, и в создавшемся положении я устраивал совет старейшин более, чем мой младший брат. Нам не нужна была война. Надо было взвешивать каждое слово, каждый поступок – за ним никогда не водилось такой привычки. Воспитывавшийся с мыслью, что все живут ради него и его благополучие – залог всеобщего довольства… чего было ожидать?
Может быть, окажись старейшины более благоразумны – и моя судьба сложилась бы по-другому. Но вместо того, чтобы дождаться смерти старика и получить власть, они подняли вопрос о престолонаследии на очередном заседании совета. Намек был предельно ясен, отчим разгневался. Вечером он явился к матери и стал угрожать ей... я не мог позволить ему причинить вред единственной женщине, которую любил – он прекрасно знал об этом. Исход был предрешен. На закате я покинул дом Чёрной Розы, чтобы никогда не вернуться обратно. Старик скончался на рассвете, но я был уже далеко – меня не нашли. К власти пришел мой юный брат и война, выкосившая дом под корень, всё-таки началась.
Теперь я был один, совсем один – и нужно было выжить. А что умеет малолетний эльф, никогда не державший в руках клинок? Что умеет любой эльф? Струны гитары и чистый голос – вот и всё, что у меня было. Люди любили меня, охотно слушали сочинённые мной баллады – а мне было, о чём петь, я многое повидал и передумал. Впрочем, вскоре со мной опять стали случаться мелкие неприятности – держать язык за зубами я никогда не умел, был упрям, как осел, горяч и так легко открывался перед каждым, кто норовил залезть в душу, не поинтересовавшись сперва, что ему там понадобилось... Впрочем, как и любой эльф, да ещё в столь юном возрасте – что такое семнадцать лет для народа, измеряющего существование тысячелетиями? И мои дерзкие слова, конечно, не нравились многим. Зато простой народ приноровился повторять за мной все остроты, что слетали с непомерно болтливого языка. И частенько меня за это били, и били нещадно – а что я мог сделать? Так продолжалось до тех пор, пока я не встретил седого, иссеченного шрамами ветерана – а, быть может, он повстречал меня. Мне было двадцать, я был зол на весь мир и отчаянно хотел научиться защищать себя от не в меру наглых рук, он был не против. Учение затянулось на несколько десятков лет – до меня все доходило довольно долго. Но наконец, настал день, когда я понял, что мне уже не составит труда измочалить даже закованного в латы рыцаря. Учитель любил меня, и, так как я уже многие года не брал в руки гитару, предложил присоединиться к отряду наёмников, который водил его старый друг. Таким образом, я возвращаюсь к тому, с чего начал… здесь-то и начнётся мой рассказ о магии.
Я был наёмником со стажем длиной в десятки лет, я любил товарищей и не хотел покидать их, но открывшийся дар к чтению мыслей сводил меня с ума – мне нужна была помощь, как бы я не хотел этого признавать. Меня спасла жрица небольшого храма, что стоял неподалёку от того места, где мы остановились. Мне пришлось обуздать горячий нрав; это было непросто. День за днём, год за годом, эта святая женщина обучала меня терпению. Это было в разы сложнее, чем любая, даже самая изнурительная тренировка – здесь нужна была покорность, бездействие, пассивное принятие происходящего. Но насилие над собой стоило того, и к концу обучения я получил полный контроль над своим телом и своими мыслями. Медитации, бесконечные медитации... Абсурдно, но факт – мои занятия начались с того, что она спросила, могу ли я контролировать своё тело так, чтобы при желании двигался один единственный мускул. И вот я месяц сидел пред ней, скрестив ноги и пытался пошевелить мизинцем правой. О, это воспринималось мной как пытка. Я злился, как чёрт, а ей хватало одного только взгляда, чтобы дать мне почувствовать себя идиотом. И только когда я научился держать себя в руках, она стала обучать меня тому, что знала сама. Практика – великая вещь...
Но она учила меня не только магии. Говорила, например, так: сначала научись читать по лицу, а потом… и потом действительно случалось – раньше или позже. Научился читать жесты – и она открыла мне, как ей удаётся узнать, что за человек перед ней просто по слабому ощущению, витающему вокруг, словно запах духов моей матери. Научился манипулировать людьми не прибегая к дару – и она показала мне, как сделать то же самое с его помощью. Научился скрывать от неё свои мысли – и узнал, что такое ментальный барьер...
Я ушёл многими годами позже, взяв всё, что она могла мне дать. Скитался по свету, захаживал в библиотеки больших городов, изучая древние манускрипты... Так я и узнал однажды про Академию Магических Искусств. О ней ходило много слухов тогда... Разве мог я не появиться здесь? Не мог... А в этих стенах... в этих стенах со мною случилось многое. И встреча со старой знакомой, моей ученицей-воровкой, и будни магистра, и нелепые происшествия, и кровь, и смерть... и то, что изменило всю мою беспросветную жизнь, в которой не было ранее ничего, кроме бесплодного поиска.
Любовь...
Перемены, произошедшие здесь после смены руководства мало затронули меня . Ничто, кроме одного-единственного существа в этих стенах более не имело для меня значения.

13. Пробный игровой пост.
▪ Боги, боги – сколько же на твою долю выпало тягот. Если бы ты только позволил мне взять на себя часть твоей ноши – я был бы счастливейшим из смертных...
- Я знаю, каково это – брать на себя ответственность, - мягко прошептал Дьявол, прижимая к себе любимого.
Робкий, ненавязчивый поцелуй упал на желанные, сладкие губы, затянувшись, казалось, на целую вечность. Оторваться от Каро было также невозможно, как запретить себе дышать. Ищущий рот жадно терзал гладкую кожу, ловя языком тонкие, хрустальные капли воды, горячими льдинками стекающие по телу, обрисовывая его соблазнительные контуры. Тихий, чарующий голос, шелковой невесомой паутиной ложась на черные блестящие стены, окутал комнату.
Только...
- Любовь – это вовсе не слово, мой повелитель.
Упавшая тишина и поцелуй длиной в одно неуловимое касание…
Не давая любимому отстраниться, Джер ласкал истерзанное бесконечными сражениями тело, едва дотрагиваясь подушечками пальцев до сияющего бархата бледной кожи, ни на минуту, ни даже на долю секунды не останавливаясь. Тёплое золото расцвело во влажной зелени сверкающих в полутьме глаз, и обречённо-нежный взгляд, обнимающий вампира втрое настойчивее уверенных, но осторожных рук, казалось, готов был поглотить его целиком, вобрать, вместить в себя, пряча от жадно домогающегося мира. Не видя себя, не чувствуя ничего, только бережно осыпая дождем атласных, бесконечно невесомых поцелуев каждый миллиметр вожделенного тела, маг просто с ума сходил. И мира не было, не было его самого – только зовущая, мятущаяся душа, которую до боли хотелось обогреть, смягчить, расплескаться непреклонными волнами тёплого моря, со всех сторон окружая любимого заботой и лаской, сберегая, защищая – и прежде всего, от самого себя.
Нереальное, несбыточное «мы», внезапно превращающееся в «я» - и растянувшийся, застывший, как бабочка в янтаре, миг блаженного единения, когда два тела сплетаются в медленном, чарующем танце, древнем, как сама жизнь, повинуясь не слепой страсти, ведущей за собой опаленных огнем желания, но чему-то более глубокому, нерушимому, как сама земля и рожденному в сердце, в такой муке, что от непередаваемого счастья глупая мышца отказывается ритмично двигаться, в такт прерывистому дыханью, заходясь криками густой, тянущей боли, от которой невозможно отказаться. И снова пить жизнь, переплетающуюся с серебряными струями плещущейся воды из полураскрытого бутона этих чуть припухших губ, незаметно скользя ладонью по лунной дорожке, нарисованной на груди мерцающей влагой, вечно, вечно.
Фениксом восстающее из пепла желание просыпалось мгновенно, стоило только уловить в воздухе хотя бы тень любимого, слабый отголосок, призрачным эхом блуждающий по углам. И, в общем, нет совершенно никакой разницы, что будет потом – маг совершенно точно знал, что это ещё не конец. Что вслед за ночным сумраком вновь явится нахальный рассвет. Что мелкие людские беды не смогут разлучить двоих, что тянулись друг к другу, казалось бы, долгие года – и наконец обрели свое хрупкое счастье. И если любимый пожелает - всё повторится вновь, но нежность уступит место одному-единственному желанию, кричащему во весь голос:
- Возьми... я твой...
Но любовь не ограничивается этим желанием. И даже не смирять себя, наслаждаться, даря ровное тепло, которое согреет, но никогда не обожжёт. А то, что при одном взгляде на обнаженное тело внутри просыпается бешенство расплавленного свинца - это подождёт. До кровати, до завтра, до через неделю...
Чего ты хочешь? Я сделаю всё...
Ласки догорали, затухали, но не исчезала блаженная нега, дарующая краткие минуты покоя. Лениво протянув руку, Джер ухватил за угол черное пушистое полотенце, с мягкой, сумасшедшей нежностью закутав в него вампира, и на долгие мгновения вновь припадая к его манящим губам. Наполовину демон, Дьявол был сильнее человека, и потому не смог отказать себе в давнем желании поднять любимого на руки, вдыхая упоительный аромат влажных волос и дышащей водяным бисером кожи, поднять, и унести в комнату, чтобы опустить на пушистую шкуру у камина, а затем, быстро перестелив постель, вернуться, метнуться к нему, покинутому, пусть на пару минут, и снова подхватить на руки, делая пару шагов, медленно, словно танцуя.
Осторожно уложив Каро на черный шелк ласкающего кожу белья, маг скользнул к нему, прижимаясь всем телом, находя губами такие желанные губы. И слова странно потерялись, только чувственный, чуть хриплый шепот звучит в тишине:
- Я дарю себя тебе…
Слышишь?
- Я отдам себя всего...
Хочешь?
И снова сомкнуть кольцо объятий, не желая отпускать от себя – ни на минуту. И кто посмеет сказать, что нежность, лишённая медного, как рыжие пряди волос, привкуса страсти, ущербна? Нет, страсть, поборник похоти - на каждом шагу, а нежность безмерно редка.
И она - бесценна.

14. Ваш номер icq (qip).
▪ У администрации.